Нарративная психология. Нарративный подход в психологии Нарративный психолог

НАРРАТИВНЫЙ ПОДХОД В КОНСУЛЬТИРОВАНИИ

Ориентировочная карта понимания

Выполнил: магистрант 2 курса 244 группы

Дедков Иван

ОСНОВНЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ

https://pandia.ru/text/80/194/images/image005_39.jpg" alt="дарья кутузова.jpg" width="172 height=218" height="218">Авторство" href="/text/category/avtorstvo/" rel="bookmark">авторства » самому человеку. Он осознает себя потенциальным автором собственных историй и получает возможность выбирать, какие истории он хотел бы проживать

Идентичность не дана человеку как нечто готовое, но постоянно созидается в деятельности и общении, пересматривается, и человек может поставить перед собой задачу сформировать определенную идентичность - ив этом контексте она превращается в его проект, в его произведение.

Основные понятия

Нарративная терапия – беседа, в процессе которой люди "перерассказывают", то есть рассказывают по новому, истории своей жизни.

Нарративная практика – это стремление найти уважительный, необвиняющий подход к консультированию и работе с сообществами, где люди рассматриваются как эксперты собственной жизни и проблемы отделяются от людей.

-«идентичность » -заранее данное свойство, «самовосприятие», «самоотношение». идентичность формируется в определенной совместной деятельности людей: люди осуществляют «перформанс» (отыгрывание, воплощение, исполнение) важных для них смыслов перед аудиторией свидетелей, дающих отклик. Получение отклика на собственное предъявление смысла подтверждает подлинность этого смысла (что может обозначаться термином «аутентикация» ).

-«заявление » - заключения об идентичности начинаются как некие заявления, социально сконструированные, и именно социальное подтверждение этих заявлений придает им статус истинности. В контексте социального подтверждения заявлениям об идентичности приписывается статус истинности, и он оказывает существенное влияние на жизнь людей и отклик других на их действия.

-«резонанс » - во-первых, пересказы в рамках церемонии признания самоопределения. Во - вторых, описание личностных резонансов, которые переживает внешний свидетель. Эти резонансы возникают как отклик на выражения людей.

Позиция нарративного терапевта

«Децентрированность » терапевта означает, что он не является автором мнения и позиции человека по поводу проблем и сложностей в его жизни. Однако он оказывает влияние на происходящее, задавая вопросы, которые дают людям возможность сформулировать свою собственную позицию по отношению к проблемам и высказать то, что лежит в ее основе.

В нарративной теории отсутствует идея "нормы" и знания о том, каким человек или его отношения должны быть. Сам человек выступает автором своей истории и экспертом в своей жизни, только он может решить, что для него предпочтительно

Цель терапевта - создать пространство для развития альтернативных, предпочитаемых историй для того, чтобы человек почувствовал себя способным влиять на собственную жизнь, в большей степени автором предпочитаемой истории своей жизни и стал бы воплощать ее, привлекая и объединяя «своих» людей в сообщество заботы и поддержки.

Основная форма работы - пересочинение истории , (вос)создание авторской позиции (re-authoring) посредством вопросов, направленных на развитие «хорошей» истории.

Любой человек или группа людей может обращаться к нарративным практикам для разрешения своих сложностей. Нарративные методы широко применяются и в работе с очень маленькими детьми, при этом терапевт может использовать игрушки или рисунки. Богат опыт нарративной помощи людям, которым в нашем обществе присваиваются психиатрические диагнозы.

Приемы нарративной психологии

Экстернализация - вынесение проблемы вовне: проблема становится антагонистом ; исследуется влияние проблемы на человека и влияние человека на проблему; человек определяет свою позицию по отношению к проблеме и осознает, почему эта позиция такова.

Деконструкция – при этом осознается, исследуется и опротестовывается попытка других людей и сообществ быть автором истории данного человека; исследуется контекст возникновения дискурсивных предписаний, отношения власти, в т. ч. то, кому выгодно существование подобных предписаний.

Восстановление участия (re-membering) - привлекаются другие люди и персонажи, дающие дополнительную точку зрения на человека и его историю, чтобы создать сообщество поддержки для предпочитаемой истории. Исследуется роль человека в их жизни и их миссии.

Работа с внешними свидетелями - церемония признания самоопределения, соприкосновение жизней общими темами - слушателей истории расспрашивают о том, что у них отозвалось, какой образ протагониста, его ценностей, намерений и умений создался; почему их привлекли именно эти слова и выражения, какой их личный опыт откликается; чему их учит эта история, на что она их сподвигает.

Создание летописей, памяток и грамот – использование письменного слова как культурного орудия.

Развитие сообществ (в т. ч. виртуальных) и работа с сообществами. Организация виртуальных сообществ («лиг») помогает аккумулировать знания и опыт преодоления тяжелых проблем и их последствий, а также освобождает терапевта от бремени экспертного знания.

ОБЛАСТИ ПРИМЕНЕНИЯ НАРРАТИВНОГО ПОДХОДА

Индивидуальное консультирование

Работа с семьями

Работа в школах

Работа при проведении примирительных программ между подростками и взрослыми

При реабилитационной работе с пострадавшими от различных форм насилия

При работе в экстремальных ситуациях

НАРРАТИВНЫЙ ПОДХОД В ОБРАЗОВАНИИ

Психолог по отношению к школьнику занимает позиции «наивности» и «произвольного невежества».

1. Нарративная медиация, работа со школьными конфликтами (Джон Уинслейд, Джеральд Монк).

2. Работа с немотивированными подростками (Вячеслав Москвичев).

3. "Интервьюирование проблемы" с подростками, работа в сообществах поддержки, групповое консультирование с учителями (дискурс дефицитарности) работа с репутациями (Дарья Кутузова).

4. Работа психолога в школьной консультации ().

5. Применение идей М. Уайта в работе с детьми с СДВГ.

НАРРАТИВНАЯ ТЕРАПИЯ В ОБРАЗОВАНИИ (Дарья Кутузова)

ü Применение нарративного подхода в школьном контексте и в детском саду. Работа с репутациями. В течение первого года нахождения в коллективе у ребенка складывается определенная репутация, которая в дальнейшем задает отношение к нему как воспитателей и учителей, так и других детей. Если репутация плохая, она зачастую загораживает, не дает увидеть школьника как интересного, многогранного человека. Существуют возможности "переписать" репутацию.

ü Проведение занятий на основе «Интервьюирования проблемы».

ü Деконструкция – исследование социальных контекстов поддерживающих проблему и противостоящих существованию проблемы. А также работа с влиянием различных социальных идей и стереотипов о детях, образовании, учителях и родителях на родителей, детей, работниках образования и консультанта.

ü Дискурс дефицитарности. Исследование влияний "стандарта нормальности" на детей, учителей и родителей и их способности решать проблемы. Поиски более эффективных, основанных на акцентировании уникальных и нестандартных способностей способов справляться со сложностями.

ü Создание сообществ поддержки для новых предпочтительных историй в школе и в детском саду.

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ СООБЩЕСТВА

· Центр нарративной психологии и практики в г. Москве, организованного Натальей Савельевой, Екатериной Жорняк и Екатериной Дайчик

· Далвич-центр, созданного Майклом Уайтом, основателем нарративного подхода, и его женой Шерил Уайт

· Институт нарративной терапии (Англия), проводит программы подготовки нарративных терапевтов, объединяет ведущих практиков Англии, двое из которых – Сара Уолтер и Хью Фокс уже побывали в России.

· Эванстонский центр семейной терапии, созданный Джилл Фридман и Джимом Комбсом, авторами первой книги по нарративной терапии, изданной на русском языке :
Центр «Нарративные практики Аделаиды», организованного Майклом Уайтом вместе с Шоной Рассел и Мегги Кери в 2008 году

Список используемой литературы:

1. Карты нарративной практики: Введение в нарративную терапию. М., 2010.

2. Материалы ресурса под редакцией Д. Кутузовой https://narrlibrus. /2009/03/11/what-is-narrative/

3. Нарративная терапия: от дебатов к диалогу.// Московский психотерапевтический журнал. 2001. №3.

4. Нарративный подход в работе психолога образования (продолжение) // Вестник практической психологии образования. 2007. № 3.

5. Нарративный подход в работе психолога образования (продолжение) // Вестник практической психологии образования. 2007. № 4.

6. Теория Нарративная психотерапия. // Журнал практической психологии и психоанализа. 2005. №4.

- Расскажите подробнее о том, что такое нарративный подход.

- Он базируется на идее, что мы осваиваем свой жизненный опыт с помощью историй. Поскольку люди не в состоянии запомнить абсолютно все, что происходит с ними, они выстраивают логические цепочки между отдельными событиями и ощущениями. И эти последовательности становятся историями.

Мы не рождаемся с этими историями. Они конструируются в социальном и политическом контексте. Мы не рождаемся в вакууме, свободные от мнений о том, что должен собой представлять «нормальный» человек. Более того, и тут есть нюансы: «белого человека» в Австралии судят согласно одним нормам, людей других культур и рас, даже если они тоже австралийцы, - уже по другим. Мы исследуем эти культурные истории, дискурсы. Способность видеть частные истории в широком контексте - это и есть фундамент нарративной практики.

- Как вы работаете с этими историями?

- Все используют их для осмысления собственного опыта. И часто случается, что люди, которые приходят к нам на терапию, осмысляют свой опыт через призму именно проблемных историй. Это заметно в том, что они говорят о себе, в повторяющихся травмах. «Я плохой», «я безнадежный», «я ужасный человек» - подобные выводы действительно могут завладеть сознанием. Они становятся как будто лупой, через которую люди смотрят на мир. Фокусировка в восприятии настоящего происходит только на определенных вещах. Тех, что соответствуют травмирующей истории. Ничего другого в своем опыте они увидеть просто не могут.

Нарративный подход позволяет отделить контекст и увидеть эти истории не как определяющие, а как ситуативные. Он учит искать под проблемной другие истории, спрятанные. Мы называем их альтернативными или предпочитаемыми. Когда они находятся, то травмирующие истории, определявшие жизнь, ведущие в неправильном направлении, растворяются и уходят.

- Можете привести конкретный пример?

- В Австралии я много работаю с женщинами и детьми, пережившими опыт насилия в семье. Я расскажу историю про женщину по имени Лайза. Мы встретились, когда ей было чуть меньше тридцати и она одна воспитывала двоих детей 4 и 6 лет. Примерно за год до этого Лайза ушла от мужа. Была в тревоге и депрессии. Страдала от социальной изоляции - не поддерживала связь с родственниками, не имела друзей.

Лайза считала себя плохой матерью, несмотря на то что очень любила детей и заботилась о них. Например, водила дочь на подготовку к школе. Кроме того, она думала, что окружающие ее осуждают. Она хотела пойти учиться, чтобы получить профессию. Но при этом не могла решиться позвонить и записаться на курсы. «Я не могу, у меня не получится», - говорил ее внутренний голос.

Так бывает часто: женщины пораженчески верят, что они не в силах ничего изменить

Мы смогли отделить этот голос, когда начали анализировать опыт проживания всего, что происходило с Лайзой. В нарративной терапии это называется экстернализацией. И я стала спрашивать: как долго этот голос живет в ее голове? когда он зазвучал впервые? что тогда с ней происходило? Мои вопросы должны были сделать очевидной разницу между реальной жизнью Лайзы и тем, как она себе ее представляла.

Стало понятно, что Лайза слышит этот голос долго. Он был голосом семьи: Лайза, единственная девочка в семье, росла среди многочисленных братьев. И постоянно слышала, что мальчики лучше и только мужчины достойны уважения. Кроме того, девочка регулярно подвергалась насилию со стороны родного дяди. И боялась огласки, поскольку дядя повторял, что люди непременно осудят ее, если узнают, что происходит.

Мы постепенно делали этот механизм видимым: показывали, как голос мешает ей делать для своих детей то, что она хочет. Лайза ощущала себя плохой матерью еще из-за того, что бывший муж жестоко обращался с детьми. Хорошая мать, считала она, не допустила бы подобного. По сути, она брала на себя ответственность за насилие, которое причинял ее партнер! И это, конечно, было болезненно. Так бывает часто: женщины пораженчески верят, что они не в силах ничего изменить.

Конечно, Лайза боялась и последствий развода для детей. Ее тревога была понятна: у одиноких матерей куда меньше денег. Материальное положение семьи ухудшилось, и голос постоянно напоминал об этом. И Лайза влезала в долги, покупая детям рождественские подарки… Просто чтобы заглушить этот голос. Нам понадобилось много времени, чтобы она поняла, что это просто голос, а не истина в последней инстанции.

- Как вам удалось ей помочь?

- Исследуя проблему, я пыталась найти самый крошечный намек на альтернативную историю, за который можно было бы зацепиться. Лайза была очень одинокой. Но все же была одна женщина, Бренда, с которой она подружилась. Мы стали развивать эту историю: как она решилась открыться другому человеку и начать ходить в гости? Как вообще мы делаем то, что может быть потом рассмотрено как полезные навыки? Здесь большой простор для размышления. Согласно подходу, нужно искать то, что для человека значимо, что он ценит, на что надеется и чего хочет. Понять его устремления. К чему стремилась Лайза, заводя эту дружбу?

Вспомним, что она отдала дочь в сад, хотя психологически ей далось это нелегко. Это был пример сопротивления внутреннему голосу. И я стала выяснять подробности. Оказалось, что Лайза позвонила Бренде, и та в разговоре напомнила ей про шарф, подаренный любимой тетей. Бренда знала, что Лайза иногда надевает его - как защиту, талисман. Лайза повязала утром шарф и подумала, как это важно - отдать дочь учиться. Так нашлась история о том, что Лайза хочет, чтобы у дочери были друзья-одноклассники, какое-то занятие. Чтобы ей нравилось быть собой. Отклики этого обнаружились потом в жизни самой Лайзы: когда ей было восемь, ее взяла под крыло учительница в воскресной школе.

Я спросила, что надо делать с ребенком, если ты хочешь, чтобы он так себя ощущал. И Лайза стала приводить трогательные примеры, такие кусочки каждодневных историй - например, как вечером она по очереди проводит время с каждым ребенком, а каждое воскресенье они идут куда-то втроем, но куда - решают дети.

Лайза начала ценить свои материнские усилия не сразу. Мы вели с ней длинные разговоры на протяжении долгого времени. Но в итоге она стала более успешной как мать и смогла никогда больше не допускать в своей жизни насилия. Когда она жила с Джимом, внутренний голос был очень громким, потому что он совпадал с голосом самого Джима: «Даже не пытайся уйти от меня, потому что опека заберет детей. Ты плохая мать». И только когда нашлась и стала развиваться другая история, Лайза начала понимать, почему предыдущая была такой могущественной, не будучи при этом правдивой.

Проблемная история ломается, трещит по швам, теряет власть над человеком, когда тот понимает, что это все неправда. Представляет «это» как голос или как что-то отдельное от него. Поскольку часто травмы уходят корнями глубоко в прошлое, нужно время для победы над ними. А для этого важно узнать как можно больше деталей предпочитаемых историй, чтобы сделать их различимыми в человеческом опыте.

- Я знаю, что вы можете объяснить, как работает нарративный подход, и с точки зрения нейробиологии.

- Действительно, я увлекаюсь этой наукой и имею представление о том, как работает мозг, в том числе в контексте памяти. Когда мы создаем новые истории, образуются новые связи между нейронами. «Зависать» в положительных историях полезно: чем больше люди опираются на предпочитаемые истории, тем быстрее соответствующие нейронные цепочки в мозгу становятся магистральными. И уже не нужно возвращаться к травме. Можно жить той жизнью, которой хочется.

Истории ведь живут не только на сознательном уровне. Они живут и в теле. Когда мы слышим неприятный внутренний голос, это тяжелое и болезненное ощущение. Любое насилие, в том числе эмоциональное, причиняет боль, которая остается в теле.

В процессе эволюции мы выработали умение очень быстро реагировать на опасность. Если навстречу бежит тигр, мы обычно не начинаем думать, что делать. Наш ответ автоматизирован. Выплеск адреналина и кортизола - и мы готовы убегать или драться. Или замереть - это тоже хороший вариант, если атакующий сильнее. То же самое происходит в результате травмы или насилия - автоматический ответ. Всем знакомы эти телесные ощущения: сердце бьется быстрее, дыхание становится коротким и прерывистым, желудок сводит.

К чему это приводит? К тому, что люди, которые прошли через травму, способны снова и снова испытывать эти ощущения под воздействием триггера. Триггером может оказаться что угодно - место, голос, запах. И человека отбрасывает в момент травмы. Вырабатываются те же гормоны, и, хотя реальной опасности нет, ощущения такие же. Это может быть источником настоящего стресса. Предпочитаемые истории превращают боль в слова, помогают ее вербализировать, понять, что она значит.

- А что она значит?

- Боль говорит о том, что какое-то ценное представление о жизни было сломано, нарушено, предано. Вот, например, человек плачет каждый день на протяжении двадцати лет. Друзья говорят: слушай, возьми себя в руки. Налаживай свою жизнь. А он чувствует себя раненым и беспомощным. Как будто с ним что-то не так. Из-за этой автоматической реакции. А это происходит, потому что его боль не была вербализирована, он не нашел для нее слова. Она скрыта, не отрефлексирована, сидит в теле как заноза. И тут начинается наша работа.

Нужно разбираться, о чем говорят эти слезы, какая за ними история. Что важное для себя и потерянное человек оплакивает? Допустим, человек страдает из-за того, что была предана ценность справедливости. «Так нечестно, я был всего лишь ребенком». Теперь можно строить историю. Можем поинтересоваться: что справедливость значит для тебя? это всегда было для тебя важно? кто еще знал об этом и поддерживал? Так мы «вытаскиваем занозу». Боль имеет значение, она не бессмысленна. И история постепенно проявляется, оформляется в слова, перемещается в сознание и уже не может свободно разгуливать по телу в ожидании, пока очередной триггер ее не активизирует. Для нее найдены слова, и значит, над ней гораздо больше контроля. Вот что значит осмыслить свой опыт.

Управлять своей жизнью могут сами люди, а не их проблемные истории. Но чтобы обрести контроль над жизнью, нужно знать, какие шаги сделать

- Кто угодно может облечь свои травмы в слова?

- Да. В конечном итоге подход апеллирует к человеческой свободе воли. Управлять своей жизнью могут сами люди, а не их проблемные истории. Но чтобы обрести контроль над жизнью, нужно знать, какие шаги сделать. Каждый может отрефлексировать свой опыт во всей его многогранности - не только травмы и боль. На плохую историю всегда найдется хорошая. Люди сопротивляются травмам. Им не нравится то, что происходит. А мы облекаем протест в слова. Просто разговаривая, каждый день, год за годом, придаем травматичному опыту совсем другое значение. Что, например, идея справедливости так важна для меня, что я не откажусь от нее. Эта борьба становится показателем силы, а не слабости.

- Какие самые частые последствия травматичного опыта?

Люди винят себя. Они себя ненавидят. Они перестают ценить себя и вообще что-либо. Это происходит очень часто. Травматический опыт уничтожает ценностный ряд человека. Возможность рефлексировать, размышлять о том, что я хочу, что я ценю, - это очень хрупко. Когда мы впервые встречаем людей с травматическим опытом, мы видим, что в них очень мало искры, мало предпосылок для предпочитаемых историй. Слаба связь с тем, что им дорого. И это часто приводит к изоляции. Люди чувствуют себя неспособными устанавливать связи с другими, потому что они не могут установить связь с собой, со своими ценностями и принципами. И нужно аккуратно возвращать им такую возможность.

- Как вы сами начали практиковать в нарративном подходе?

- Я изучала в университете психологию, но в начале 70-х это было ужасно: сплошной бихевиоризм, ничего про людей. Так что, когда я узнала про нарративные практики, я очень обрадовалась. Хотя встреча с Майклом Уайтом была абсолютно случайной. Это произошло 25 лет назад, и с тех пор я занимаюсь нарративной терапией. Постоянно путешествую. Я много времени провела в Скандинавии, в Индии (в Мумбае целое комьюнити), в Мексике и Чили.

Трудно сказать, где людям живется тяжелее. В Мексике коррупция и наркотрафик, и с людьми происходят ужасные вещи. В Индии много нищеты. Как вообще выживать и находить в жизни смысл? В Скандинавии другая история - нужно быть успешным, развиваться, двигаться куда-то, расти. Это тоже может приводить к изоляции и отчаянию. Очень интересно наблюдать за тем, как люди отвечают на жизненные вызовы в разных контекстах. Но везде очень важны истории. Контексты разные, но истории у всех одни - про желания, ценности, мечты. И проблемы тоже одинаковые. Так что на этом уровне все люди похожи, и устанавливать связи легко.

Вестник СПбГУ. Сер. 17. 2016. Вып. 4

Д. Б.Волков

НАРРАТИВНЫЙ ПОДХОД КАК РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ТОЖДЕСТВА

Психологический подход к решению проблемы тождества личности, по мнению многих современных философов, является наиболее перспективным. Однако он не позволяет объяснить особой заботы личности о себе в будущем и основания моральной ответственности в прошлом. Эти трудности решает нарративный подход. Он вбирает в себя черты психологического подхода, но обладает некоторыми преимуществами. Согласно нарративному подходу личность существует как протяженная во времени сущность, и отношение между ее частями и целым создает основание для моральной ответственности и особой заботы. Единство личности обеспечивается единством нарратива. Автор статьи рассматривает возможные варианты критики нарративного подхода и приходит к выводу, что эта критика неокончательная. Библиогр. 9 назв.

Ключевые слова: тождество личности, психологический подход, нарративный подход, предельное утверждение, моральная ответственность, особая забота.

NARRATIVE APPROACH AS THE SOLUTION TO THE PERSONAL IDENTITY PROBLEM

According to the majority of contemporary philosophers, the psychological approach is the most promising solution to the problem of personal identity. However it fails to explain the special concern of a person about her future and the grounds for moral responsibility. These difficulties can be solved by the narrative approach. This comprises some of the aspects of the psychological approach but has significant advantages. According to the narrative approach, a person exists extended in time and the relationship between the temporary parts and the whole create the grounds for moral responsibility and special concern. The unity of a person is preserved as a unity of narrative. The author of this paper analyzes the criticisms of the narrative approach and suggests that it is far from being conclusive. Refs 9.

Keywords: personal identity, psychological approach, narrative approach, extreme claim, moral responsibility, special concern.

Проблема тождества личности и традиционные походы к ее решению

Проблема тождества личности - это проблема выявления характера связи между состояниями, действиями и свойствами личности на протяжении ее существования. К решению этой проблемы в философии традиционно существует несколько подходов: субстанциональный, психологический, биологический. По мнению многих философов, из традиционных подходов психологический является наиболее перспективным. «Последнюю половину столетия существовал значительный интерес к разработкам и защите психологических подходов к тождеству личности... Существуют десятки версий непрерывности психологических черт и множество талантливых сторонников этого общего подхода» . Согласно

Волков Дмитрий Борисович - кандидат философских наук, содиректор НП «Московский центр исследования сознания», Российская Федерация, 119121, Москва, ул. Бурденко, 14А; [email protected]

Volkov Dmitry B. - PhD, Co-director of Moscow center for consciousness studies, 14A, ul. Burdenko, Moscow, 119121, Russian Federation; [email protected]

© Санкт-Петербургский государственный университет, 2016

этой теории тождество личности определяется психологическими характеристиками. Личность во время ti тождественна личности во время t2, если сохраняется тождественность или преемственность психологических характеристик: воспоминаний, убеждений, желаний, характера. Личность не имеет тождественных личностей в другое время, когда наследников этих качеств не остается.

Одним из первых сторонников подобного подхода был Дж. Локк. Он считал, что из всех психологических характеристик именно память определяет тождество: «.. .Так что все то, что имеет сознание настоящих и прошедших действий, есть одна и та же личность, к которой относятся и те и другие действия» . Локк был уверен, что существование личности простирается в прошлое настолько, насколько прошлое может быть доступно в воспоминаниях. И по такому принципу предлагал атрибутировать поступки в прошлом. Интуитивно этот подход кажется правдоподобным. Ведь в первую очередь благодаря воспоминаниям мы отождествляем себя с каким-то человеком в прошлом. Однако при разборе контрпримеров обнаруживается, что такой критерий уязвим: человек может терять воспоминания, они могут быть частичными, эпизодическими, иметь лакуны и несоответствия. При этом может складываться впечатление, что человек не перестает быть тем же самым. Действия, состояния и свойства, совершенные им в прошлом, не становятся «чужими» в случае их частичного или полного забвения.

Адаптировать теорию к контрпримерам попытались современные сторонники психологического подхода (среди них Э. Кинтон, П. Грайс, отчасти С. Шумейкер, Дж. Перри). Они расширили список психологических характеристик и предложили использовать их преемственность (psychological continuity) вместо отношения тождества . Психологическую преемственность можно объяснить через понятие психологической связи (psychological connectedness). Психологическая связь между субъектами А в настоящем и Б в прошлом существует тогда, когда текущие психологические состояния А объяснимы и каузально связаны с состояниями Б. Психологическая преемственность существует между субъектами А и Z в том случае, если их состояния соединены чередой психологических связей. Но и это решение не позволяет избежать проблем.

Первая проблема заключается в том, что тождество психологических характеристик различных стадий личности не дает оснований для «особой заботы» и моральной ответственности. «Это возражение. было названо "предельным утверждением" Парфитом. Оно традиционно является одним из наиболее сильных возражений теоретикам психологического подхода» . Психологический подход редуцирует личность к временной стадии с определенными психологическими характеристиками. Но почему стадия с этими характеристиками должна особенным образом заботиться о следующей стадии, пусть даже с теми же характеристиками (или преемственными)? Один из сторонников «предельного утверждения» пишет: «Очевидно, что у меня есть все основания беспокоиться, если человек, который будет испытывать боль, будет мной, но совсем не очевидно, что у меня есть основания беспокоиться, если человек, который будет испытывать боль, будет иметь определенные воспоминания.» . Аналогичные рассуждения позволяют сомневаться в рациональных основаниях моральной ответственности.

Второй проблемой для психологического подхода является нарушение транзитивной связи в некоторых случаях психологической преемственности. Тождествен-

ность - транзитивное отношение, а психологическая преемственность - нет. Психологические характеристики в принципе можно копировать. А это означает, что людей с одинаковыми или преемственными психологическими свойствами может быть несколько. Такие ситуации описаны в мысленных экспериментах (с делением или клонированием личностей). Один из них предложен самым известным исследователем тождества личности - Д. Парфитом и называется «Телетранспортер» .

Философ предлагает футуристический способ путешествий: в одном терминале тело человека сканируется и создается полное точное описание его физического строения. Описание отправляется в другой терминал. После этого тело в первом терминале полностью уничтожается, и в то же самое мгновение во втором терминале воссоздается точная копия этого человека. По условиям мысленного эксперимента все психологические черты это человека воссозданы (психологические свойства супервентны над физическими), поэтому личность, согласно психологическому подходу, должна считаться той же.

В мысленном эксперименте Парфит предлагает представить, что одна машина «Телетранспортера» не срабатывает, и тело в первом терминале после сканирования и отправки данных не уничтожается. Выходит, в двух терминалах теперь два человека - двое одинаковых людей. В этом сценарии получается, что преемников двое, и при этом они не просто похожи, но, согласно психологическому подходу, тождественны друг другу. Это открывает возможность для парадоксов. Например, один преемник может через некоторое время оказаться голодным, а другой - сытым. Тогда будут существовать два человека, они будут находиться в разных состояниях, и тем не менее они будут тождественны друг другу.

Возможно, недостаток психологического подхода связан с тем, что его сторонники сфокусированы на вопросе, имеющем абстрактный смысл. Они ищут тождественную связь. В таком виде вопрос о личности в разные моменты времени становится похожим на знаменитые парадоксы «корабля Тесея» или «кучи песка», когда определенное суждение невозможно из-за смутности определения. Ответ в таких случаях нельзя дать потому, что вопрос пуст. Пустой вопрос - это такой вопрос, когда вся релевантная информация известна, но ее недостаточно, чтобы дать определенный ответ. Но ситуацию можно поправить, если сфокусироваться на практически значимых вопросах. Это вопросы выживания и атрибутирования моральной ответственности за действия. Вполне возможно, для этих прагматических целей получится обойтись каким-то другим отношением, менее проблематичным, чем отношение нумерического тождества. Такими соображениями руководствуются теоретики нарративного подхода.

Нарративный подход

Нарративный подход отчасти близок психологическому, но отличается тем, что в нем изменен фокус - скорректирована постановка вопроса. Сторонники психологического подхода заняты вопросом реидентификации личности в разное время. Для установления тождества они пытаются определить, что делает одну личность в момент 12 той же самой личностью, что существовала в момент ^ (или, точнее, определяют, что делает одну временную стадию личности тождественной другой временной стадии личности), т. е. устанавливают критерии асинхронной

нумерической тождественности между временными стадиями личности (person time-slices, или person-stages). Их оппоненты, сторонники нарративного подхода, в частности М. Шечтман , Д. Деннет , К. Эткинз , тождественность интерпретируют иначе. Они заняты не реидентификацией, а вопросом характериза-ции личности. Сторонники нарративного подхода исследуют отношения принадлежности между личностями и их свойствами, отношения частей и целого. Они считают, что личность существует как длящаяся во времени нередуцируемая сущность, а не стадия, не эпизод. Благодаря этому их определение и постановка вопроса гораздо ближе к практическим задачам. Гораздо понятнее, почему отдельные части личности, разнесенные во времени, для целой личности важнее, чем одна временная стадия личности для другой (предыдущей или последующей). Но как личность может состоять из разнесенных во времени частей? И как могут быть связаны между собой эти части?

По мнению сторонников нарративного подхода, связь основывается на возможности непротиворечивого включения свойств и действий в биографическую историю личности, т. е. психологические характеристики, ментальные события и физические действия могут принадлежать одной личности и являются ее частью тогда, когда они могут быть включены в ее биографическую структуру. Этой биографической структурой служит обычный последовательный рассказ о событиях, преимущественно от первого лица. Именно включенность в последовательную реалистическую автобиографию делает события и характеристики частью психологической сущности, основанием для моральной ответственности и справедливой компенсации, условием выживания и основанием для специфической заботы.

Однако как определить, что включено в биографическую структуру, в контур нарратива, а что - нет? Какие требования должны предъявляться к отношению между частями нарратива? Что может объединять историю, а что - служить фильтром для нерелевантных элементов?

Конструкция характеризующего биографического нарратива

Разные авторы по-разному описывают требования к биографическим наррати-вам. Иногда их описания недостаточно ясны. Однако представляется, что можно выделить следующие три ключевых критерия внутреннего единства. Во-первых, историю должна объединять перспектива. Истории обычно рассказываются от лица автора, или персонажа, или нескольких героев поочередно, но в каждый момент эта перспектива определена. «Выходит, что теоретически правильно организовывать интерпретации (обстоятельств. - Д. В.) вокруг центральной абстрактной сущности...» . Перспектива - это взгляд с точки с четкими временными и географическими координатами. Перемещение этих точек в развивающейся истории в основном происходит последовательно и непрерывно как в пространстве, так и во времени. Конкретное расположение точки обусловливает избирательное отношение к обстоятельствам и выражается в описаниях под определенным, специфическим углом зрения. Перспектива действует как прожектор, выхватывая из бесконечности допустимых описаний основное. Исходя из этой точки, из «центра гравитации» нарратива , часть обстоятельств выделяется как значимая, важная, а часть (собственно, большая часть) попросту игнорируется. Значимые события изобража-

ются подробнее, их временные рамки как бы раздвигаются. А незначительные обстоятельства проходят мимолетно или вообще не указываются. Отношение между различными по важности планами систематично: разделяются главные и побочные персонажи, ключевые события и случайные обстоятельства. Ключевые события образуют канву сюжета или вехи биографии. Таким образом, законы перспективы позволяют отобрать и правильно расположить элементы рассказа.

Второе объединяющее начало и фильтр для элементов нарратива - это интел-лигибельность траектории психической жизни. История обычно состоит из событий и действий героев. Действия, как мы уже знаем, увязываются с ментальными состояниями, а эти ментальные состояния, сочетаясь между собой, согласуются с сущностными характеристиками личностей. Ментальные состояния объясняют поступки, а характер и склонности личности - ментальные состояния. Из одних ментальных состояний проистекают другие. Таким образом, вся жизненная траектория должна быть в истории интеллигибельна. «Концепция интеллигибельности важна потому, что в нашем дискурсе и практике заложено фундаментальное различие между людьми и другими существами» , - пишет один из сторонников нарративного подхода, этик А. Макинтайр. Это не означает, конечно, неизменности намерений субъекта или его характера. Обстоятельства истории влияют на героя, они могут значительно изменить его состояния, характеристики и даже сущность, но все эти изменения происходят не без причин. Причины включаются в историю и объясняют эти изменения. Таким образом, вся история становится понятной, последовательной, осмысленной, а траектория психической жизни персонажа не перестает быть непрерывной. Причем сама личность эту траекторию в какой-то мере осознает и находит соответствующей собственному характеру. Нарративная концепция личности «предполагает, что личность обладает представлением о себе, которое связывает, [раздельные свойства личности] в определенный характер» .

Третий скрепляющий элемент биографической истории и одновременно ее фильтр - телеологическая направленность. История может объединяться движением личности к каким-то долгосрочным целям. Говорить, что жизнь личности нарративна по своему характеру, «означает хотя бы отчасти утверждать, что никакая стадия не может быть полностью интеллигибельной - или даже определяемой - вне контекста жизни, в которой она имеет место» . Иерархия целей может увенчиваться каким-либо основным ориентиром, главным маяком в путешествии личности. Именно этот главный ориентир, конечный смысл в масштабе всей жизни, наделяет значением отдельные поступки и состояния. Главные ориентиры могут быть разные. Это может быть выживание, личное благополучие, доминирование, навязывание другим своей воли или получение максимального удовольствия. Но некоторые сторонники нарративного подхода (в первую очередь герменевтического направления) настаивают на том, что подлинное «личное благо» должно совпадать с добром как всеобщей ценностью: с желанием жить хорошо вместе с другими и для других в справедливом обществе. Только наличие такого главного этического ориентира, по их мнению, делает осмысленной жизнь в целом и каждое действие в отдельности.

Перечисленные выше характеристики позволяют изнутри скрепить нарра-тив, жизненную историю в одно целое. Они являются внутренними требованиями

Способность сформулировать полную жизненную историю в рассказе от первого лица, удовлетворяющем внутренним требованиям, не является абсолютной необходимостью для атрибуции действий и ответственности. В конце концов, агент может не понимать мотивов своего поведения, не всегда различать конечные цели, даже не обладать способностью последовательно и подробно изложить события всей своей жизни. Но важно, чтобы агент был способен организовывать свой опыт и представления в жизненную историю. Возможно, существуют эмпирические подтверждения такой способности без вербализации рассказа. Однако в отсутствии таких возможностей свидетельством ее наличия является способность выражать в истории хотя бы часть жизненных событий и объяснять их. Я имею в виду способность описывать свои поступки от первого лица, ссылаться на их внутренние ментальные причины и обосновывать свои суждения об опыте. Если агент способен к такому описанию фрагментов жизни, значит, он способен структурировать свой опыт в виде нарратива, и, следовательно, то, что вписывается в этот нарратив и отвечает минимальным требованиям реализма, может служить его характеристикой.

Правдоподобие биографический истории - второй, но не менее важный внешний критерий. Требование правдоподобности, как и требование возможности вербализовать опыт, также не может быть абсолютным. Повествующий агент, как правило, допускает ошибки. Но хотя быть часть суждений в нарративе о событиях должна совпадать с суждениями других личностей. Другими словами, описания событий от первого лица должны хотя бы частично совпадать с их описаниями от третьего лица других участников и свидетелей событий. Иначе это будет фантастический нарратив, и по нему нельзя будет проводить атрибуцию действий и ответственности. «Каждый из нас, являясь главным героем собственной драмы, играет второстепенные роли в драмах других, и, таким образом, каждая драма служит ограничением для других», - пишет А. Макинтайр . Работу внутренних и внешних критериев можно продемонстрировать на следующей ситуации.

Предположим, кто-то ошибочно называет себя Наполеоном и утверждает, что был командующим в знаменитой битве у Ватерлоо. Участие в этой битве он обосновывает стремлением восстановить величие Французской империи, а разгром считает личной ответственностью. Теперь его целью является мировое признание. Как соотносится такая история с требованиями к нарративу? История артикулирована. В ней есть некоторая телеологическая целостность. Но остальные критерии не соблюдены. Нарушена непрерывность точки перспективы: например, заблуждающемуся человеку сложно будет объяснить, что он делал между 1821 г. и 2015 г. и как сочетается его биография и ментальная жизнь с фактами жизни Наполеона. Скорее всего, нарушится требование к интеллигибельности: скажем, этому человеку будет трудно объяснить, зачем в XX в. он поступал в начальную школу, если в конце XVII в. уже заканчивал колледж. Но основной будет проблема несоответствия реальности: так, этому человеку будет трудно объяснить физические различия между Наполеоном и им самим. Таким образом, его история не будет соответ-

ствовать критериям интеллигибельности, единства перспективы и правдоподобия. Следовательно, не сможет быть характеристикой этого человека и основанием для атрибуции описываемых действий. Более подходящей для этого человека будет совсем другая характеристика: он или вдохновленный историей фантазер, или психически больной.

Преимущества нарративного подхода

Нарративный подход отчасти является усовершенствованием психологического подхода. Он вбирает в себя преимущества последнего. Для интеллигибельно-сти нарратив должен отражать психологическую преемственность. Но новый подход позволяет лучше решить практические задачи: объяснить наличие моральной ответственности и особой заботы о будущем личности. М. Шечтман пишет, что нарративный подход «был разработан как альтернатива теориям психологической непрерывности и должен был схватить исходную локковскую интуицию, обходя при этом критику с помощью "предельного утверждения"» . Обход критики становится возможным потому, что сторонники нарративного подхода представляют личность распределенной во времени, состоящей из разных временных частей. Личности не редуцируемы к каким-то отдельным состояниям, а являются примитивными длительными сущностями. Они формируются из рассказа и, соответственно, обладают характеристиками, расположенными в разных временных координатах. Личность реализуется в жизненной истории, автобиографии, и является целостностью, протяженной во времени личностной историей. А целое очевидным образом зависит от частей. Поэтому забота о собственном будущем - это такая же забота о себе, как забота о себе настоящем. Для личности особенно важно, чтобы нарратив реализовался максимально благополучно. Личность имеет основания ожидать справедливой компенсации в рамках этого нарратива и несет ответственность за действия, включенные в нарратив. Это и есть рациональное основание моральной ответственности и заботы о выживании.

Нарративный подход также разрешает некоторые ситуации, которые являются препятствием для других подходов, а также объясняет специфические психологические феномены. Речь идет о гипотетической ситуации с делением и реальных ситуациях с синдромом диссоциативного расстройства идентичности.

Сломанный телетранспортер и множественные личности

Выше было показано, что ситуация со сломанным телетранспортером представляет трудность для психологического подхода. Его сторонникам трудно провести реидентификацию потому, что психологических копий несколько и у них равные основания считаться исходной личностью. Но для сторонников нарративного подхода это не должно представлять трудность - они не ограничены требованием соотношения «один к одному», так как не ставят вопрос реидентификации. С их позиции применительно к этим ситуациям правильнее было бы задавать другие, практически значимые вопросы. Например, выживает ли человек в ситуации, когда сломанный телетранспортер создает множество экземпляров? И несут ли экземпляры ответственность за поступки, совершенные прототипом?

Мне кажется, что оба ответа с позиции нарративного подхода должны быть положительными. Если нарратив каждого нового экземпляра включает в себя предыдущую биографию без нарушения обозначенных выше требований, то личность-прототип выживает, и каждый экземпляр личности несет ответственность за поступки, совершенные в прошлом. К примеру, может получиться, что за преступление, совершенное одним экземпляром личности в прошлом, наказание в настоящем будут нести несколько экземпляров. Но это не должно удивлять: ретроспективно представляется, что если было совершено осознанное и добровольное преступление, то это преступление было совершено всеми экземплярами и было «сверхдетерминированным» событием. Количество участников в обычной практике не снижает вины каждого в отдельности, если участники имели равноценные роли. Следовательно, не должно оно снижать ответственность и в этом случае. Злое намерение и злой характер каузально связаны с текущим состоянием всех экземпляров.

Не больше проблем для нарративного подхода имеет и обратный процесс - процесс интеграции личности, который можно рассмотреть на примере успешно прошедшего терапию человека с диссоциативным расстройством идентичности (ДРИ). Представляется, что нарративный подход должен рассматривать случай подлинного ДРИ как существование в одном теле нескольких личностей, из которых после интегративной терапии останется одна. Но в практическом плане это означает не смерть, а выживание личности с присвоением всех действий, совершенных в прошлом. Моральные суждения в отношении действий будут зависеть не только от самих поступков, но и от характера производной личности. Поэтому вина за часть этих поступков может быть снижена. В любом случае эта ситуация может непротиворечивым образом быть объяснена в нарративном подходе и не дает оснований для его критики.

Ситуации с делением и интеграцией личности не являются проблематичными для нарративного подхода. И нарративный подход лучше психологического объясняет основания для моральной ответственности и особой заботы. Это преимущества нарративного подхода. Но насколько этот подход уязвим для критики с другой стороны?

Возражения к нарративному подходу

Возражение 1. Разнообразие модусов жизни

Нарративный подход предполагает, что сущностью личности является последовательная жизненная история и что для реализации этой сущности необходима способность структурировать свой опыт, а также способность хотя бы отчасти артикулировать его: описывать поступки от первого лица и связывать их со своими ментальными состояниями. Но такие способности отсутствуют у людей в младенчестве и иногда в старости или при некоторых психических заболеваниях (в состоянии слабоумия, в хроническом вегетативном состоянии и т. п.). Таким образом, кажется, что нарративный подход вынуждает нас вычеркивать эти этапы из жизни личности. А это противоречит интуициям и порождает новую проблему - «проблему кого-то еще». Если человек, находящийся в хроническом вегетативном

состоянии (ХВС), не та же личность, что до этого состояния, то кто этот человек? Кто этот «кто-то еще»?

Нарративный подход не обязательно требует исключения таких этапов из истории личности. Они могут быть включены в историю личности благодаря смежным нарративам. Когда речь шла о требовании реализма нарратива, мы уже говорили о необходимости согласовании нарратива от первого лица с нарративами с других перспектив. Таким образом, было уже очевидно, что другие личности имеют отношение к биографическому нарративу. Для включения особых этапов в историю личности стоит добавить следующее условие: даже в ситуации ее полного «молчания» другие могут дополнять, расширять и уточнять автобиографический нарра-тив. То есть автобиографический нарратив - это история, написанная не только от первого лица, но и дополненная другими участниками, свидетелями событий. Если дети и слабоумные не могут «выразить свой нарратив», он может быть выражен в сотрудничестве с другими. Такой вариант нарративного подхода обходит «проблему кого-то еще».

Возражение 2. Эпизодические личности как контрпримеры

Нарративный подход можно критиковать и с помощью контрпримеров. Такую тактику предлагает американский философ Г. Строссон . По его мнению, существуют люди такого типа, которые, кажется, не подойдут под критерии личностей, представленные сторонниками нарративного подхода. Этих людей Г. Строссон называет эпизодическими. Эпизодические люди - те, кто не считает себя чем-то, что существовало в прошлом и будет существовать в будущем. При этом эпизодические люди, естественно, понимают, что биологическое существо, в котором реализуется их «я», обладает временной длительностью, но само «я» они не считают длящимся . Эпизодические люди не видят свою жизнь как разворачивающийся нар-ратив, в этом смысле они живут только в настоящем, полностью в настоящем. Их Строссон противопоставляет диахроническим людям: тем, которые осознают себя как нечто, существовавшее в прошлом, и то, что будет существовать в будущем. Возможно, диахронических людей большинство. Но, по мнению Строссона, эпизодические тоже существуют. К эпизодическим людям он относит и себя. Как бы то ни было, помыслить существование эпизодических людей можно. При этом представляется, что эпизодические люди должны относиться к категории личностей. Значит, в наших интуициях обнаруживается противоречие. Из этого, по мнению Строссона, следует, что, согласно интуициям, нарратив не является неотъемлемым и сущностным элементом личности. А значит, нарративный подход ложен.

Строссон предвидит соображения, которые мог бы выдвинуть сторонник нарративного подхода в свою защиту - аргумент, якобы доказывающий нарративную структуру даже эпизодических личностей. Жизнь эпизодических людей - это развитие, как и жизнь диахронических людей. В этом смысле жизнь эпизодических людей тоже представляет собой последовательность. Эту последовательность могут описывать как сами эти люди, так и их окружение. Следовательно, эпизодические личности также реализуются в нарративах. Но Строссон считает, что этот аргумент неудачен, так как он сводит нарративный подход к тривиальности. Если жизнь эпизодической личности можно считать реализующейся в нарративе, то и жизнь любого человека будет в этом смысле нарративной. Более того, даже жизнь

лошади или собаки можно таким образом считать реализующейся в нарративе - в конце концов, и в их жизни будут развитие и последовательность. Таким образом, Строссон предлагает своеобразную стратегему: либо нарративный подход тривиален, либо он опровергается контрпримером. Так ли это?

Мне кажется, что критика Строссона может быть эффективна для некоторых нарративных концепций личности. Но она проходит мимо прагматического тезиса. Суть его в том, что именно моральная ответственность за действия личности в прошлом и особая забота о собственном будущем базируются на нарративной структуре личности. Прагматический тезис следует отличать от психологического тезиса о нарративной природе личности. Согласно психологическому тезису все люди переживают свою жизнь как историю, нарратив. Именно психологический тезис уязвим для критики с помощью контрпримеров с эпизодическими людьми, а не прагматический. Прагматический тезис предполагает лишь то, что основание применения моральной ответственности - это нарративная структура и единство личности. Но личность может существовать и без такой структуры. В таком случае применение моральной ответственности к человеку будет неуместным, неоправданным, безосновательным. Моральная ответственность - как плод на ветке нарратива: падает ветка, падает и плод. Значит ли это, что эпизодические люди не несут ответственности? В частности, означает ли это, что к Строссону нельзя применять эту категорию?

В строгом смысле - да. Действительно, эпизодические личности не должны нести ответственности за действия. Но является ли человек эпизодическим или диахроническим - вопрос не такой однозначный. В решении этого вопроса имеет значение не только сама личность, но и представления о ней окружающих. Человек может декларировать отсутствие особой привязанности к своему прошлому и особой заботы о своем будущем, как это делает Г. Строссон: «Я имею прошлое, как любой другой человек, и я прекрасно понимаю, что имею прошлое. У меня достаточно фактических знаний о нем, и я также помню некоторые из моих переживаний в прошлом "изнутри", как говорят философы. И при этом я ни в коей мере не переживаю свою жизнь в нарративной форме или как нарратив без структуры. Совсем не переживаю. У меня нет особого интереса к своему прошлому и у меня нет особой заботы о своем будущем» . И при этом из его поведения (по крайней мере, иногда) может следовать обратное. В таком случае этого человека нельзя считать эпизодическим. К примеру, если человек все-таки иногда сожалеет о событиях своего прошлого или гордится ими, если он иногда с большей тревогой относится к возможным переживаниям в будущем собственной боли, чем боли других, - значит, он не эпизодический человек, а диахронический. И он несет моральную ответственность за действия, которые следует относить к его биографической истории, даже если сам он их явным образом к себе не относит. Каким человеком является Гален Строссон? Мне сложно представить, чтобы человек, живущий вполне обыкновенной жизнью, был эпизодическим человеком.

Вместе с тем я, конечно же, могу представить себе человека, проживающего экстраординарную жизнь, который был бы эпизодическим существом. Таким человеком мог бы быть отшельник, проводящий время в медитации и реализовавший буддийские идеалы: человек, лишенный страдания и освободившийся от желаний. Нет ничего противоречивого в том, чтобы помыслить человека с такими психоло-

гическими характеристиками. Но его поведение, по моему мнению, должно радикально отличаться от поведения обычных людей, и это было бы очевидно со стороны. Такого человека вряд ли можно было бы считать обычной личностью или вообще личностью. Более того, думаю, ему вообще трудно было бы приписывать наличие «я».

Это отчасти подтверждают описания переживаний существования эпизодических личностей самого Г. Строссона. «Я не имею осмысленного ощущения, что "я" - "я", сейчас размышляющий над этим вопросом, - существовал тогда в прошлом. И для меня это не ошибка восприятия. А скорее регистрация факта обо мне - о том, кто сейчас размышляет над этой проблемой» . Строссон ссылается на то, что у него нет ощущения, что «я» присутствовало тогда, в прошлом, но он также не разъясняет, в чем заключается осмысленное ощущение существования «я» в настоящем. Если «переживания перспективы изнутри» недостаточно для переживания «я», то ни в прошлом, ни в настоящем с помощью интроспекции нельзя обнаружить «я». Достаточно вспомнить рассуждения Юма на этот счет. Таким образом, в ответ на стратегему Строссона я предлагаю другую: либо большинство людей, считающих себя эпизодическими, фактически являются диахроническими, либо такие люди действительно эпизодические, но тогда они не только не личности, но и не обладают «я». Эти специальные случаи эпизодических людей возможны, но они не являются угрозой для тезиса о нарративной структуре личности. Таким образом, я считаю критику Строссона неопасной для нарративного подхода.

Анализ преимуществ нарративного подхода и замечаний в его отношении позволяет сделать вывод о том, что он представляет собой наиболее удачное решение проблемы связи событий и их атрибуции личности. Нарративный подход позволяет объединить атрибуты личности в течение времени. Атрибуция событий, в свою очередь, обеспечивает базу для моральной ответственности за действия, произведенные личностью в прошлом. Таким образом, это наиболее перспективное решение вопроса о тождестве личности в его практическом ракурсе.

Литература

1. Schechtman M. Staying alive: personal identity, practical concerns, and the unity of a life. Oxford: Oxford University Press, 2014. 224 p.

2. Локк Дж. Сочинения: в 3 т. Т. 1: Опыт о человеческом разумении / под ред. И. С. Нарского. М.: Мысль, 1985. 560 с.

3. Shoemaker S., Swinburne R. Personal Identity. Oxford: Blackwell, 1991. 168 p.

4. Parfit D. Reasons and persons. Oxford: Oxford University Press, 1984. 560 p.

5. Schechtman M. "tte constitution of selves. Ithaca: Cornell University Press, 2007. 192 p.

6. Dennett D. "tte Self as a Center of Narrative Gravity // Self and Consciousness: Multiple Perspectives / eds F. Kessel, P. Cole, D. Johnson. Hillsdale, NJ: Erlbaum Associates, 1992. P. 103-115.

7. Atkins K. Narrative identity and moral identity. A practical perspective. Oxford: Routledge, 2010. 184 p.

8. Macintyre A. After Virtue. A study in moral theory. Notre Dame: University of Notre Dame Press, 2007. 312 p.

9. Strawson G. "tte Self? / ed. by G. Strawson. Malden: Blackwell publishing, 2005. 129 p.

Для цитирования: Волков Д. Б. Нарративный подход как решение проблемы тождества // Вестник СПбГУ Серия 17. Философия. Конфликтология. Культурология. Религиоведение. 2016. Вып. 4. С. 21-32. DOI: 10.21638/11701/spbu17.2016.403

1. Schechtman M. Staying alive: personal identity, practical concerns, and the unity of a life. Oxford: Oxford University Press. 2014. 224 p.

2. Lokk Dzh. Sochineniia: v 3 t. T. 1: Opyt o chelovecheskom razumenii [ Works: In 3 vols. Vol. 1. Experience in human understanding]. Ed. by I. S. Narsky. Moscow, Mysl Publ., 1985. 560 p. (In Russian)

3. Shoemaker S. Swinburne R. Personal Identity. Oxford, Blackwell Publ., 1991. 168 p.

4. Parfit D. Reasons and persons. Oxford, Oxford University Press, 1984. 560 p.

5. Schechtman M. The constitution of selves. Ithaca, Cornell University Press, 2007. 192 p.

6. Dennett D. The Self as a Center of Narrative Gravity. Self and Consciousness: Multiple Perspectives. Eds F. Kessel, P. Cole and D. Johnson. Hillsdale, NJ, Erlbaum Associates Publ., 1992, pp. 103-115.

7. Atkins K. Narrative identity and moral identity. A practical perspective. Oxford, Routledge Publ., 2010. 184 p.

8. Macintyre A. After Virtue. A study in moral theory. Notre Dame, University of Notre Dame Press, 2007. 312 p.

9. Strawson G. The Self ? Ed. by G. Strawson. Malden, Blackwell Publ., 2005. 129 p.

For citation: Volkov D. B. Narrative approach as the solution to the personal identity problem. Vestnik SPbU. Series 17. Philosophy. Conflict studies. Culture studies. Religious studies, 2016, issue 4, pp. 21-32. DOI: 10.21638/11701/spbu17.2016.403

С начала немного истории.

Возникновение нарративного подхода в терапии принято связывать с именами Майкла Уайта и Дэвида Эпстона и публикацией в 1990 году их книги «Нарративные средства достижения терапевтических целей».

В основе нарративного подхода лежит представление о том, что реальность не существует объективно, а непрерывно конструируется во взаимодействии людей друг с другом. В результате этого взаимодействия отдельными сообществами людей создаются убеждения, ценности, законы, представления, которые находят выражение в языке. Сквозь призму этих представлений члены сообществ интерпретируют мир, наделяют смыслом те или иные явления, события, процессы их жизни.

Сам термин «нарративный» (в переводе с английского - «повествовательный») подразумевает рассказывание историй о людях и их проблемах. Читатель может задаться вопросом: «При чем тут истории, когда речь идет о серьезных проблемах?» Трудно поверить, что общение способно породить новую реальность, но авторы убеждены, что так оно и есть. Именно в диалоге терапевта и человека, обратившегося за помощью, выкристаллизовываются новые возможности и новые пути решения проблем, и происходит это благодаря тому, что предметом диалога становится не «патология» или «симптом», а та история, которая позволила проблеме появиться в жизни клиента.

По словам Майкла Уайта, люди осмысливают свою жизнь через истории. К какой бы культуре мы ни принадлежали, ее нарративы влияют на нас, и под этим влиянием формируется личный нарратив каждого конкретного человека. Этот жизненный нарратив похож на историю, некую последовательность событий, объединенную общим сюжетом. Те события, которым человек придает особое значение, ложатся в основу сюжета, при этом многие другие события как бы выпадают из поля его зрения, поскольку не укладываются в общий сюжет.

История жизни одной семьи может быть насыщена болью, разочарованиями, унижением, и всякое событие, окрашенное этими чувствами, поддерживает общий печальный сюжет. Моменты радости, дружбы, а также победы и достижения, которые наверняка также случаются в жизни семьи, часто остаются «за кадром», поскольку не вписываются в общую картину. И задача терапевта, работающего в нарративном ключе, заключается в том, чтобы помочь клиенту «пересочинить» историю, включая в повествование упущенные радостные моменты, а также отыскивая и восстанавливая в правах положительные качества клиента, его заслуги и достижения, его грандиозные планы на будущее, его особенные способности, которые позволят справиться с проблемой.

Главное измерение нарративной терапии - это социокультурный контекст нарративов. На момент своего обращения к терапии семья, как правило, уже вжилась в свою проблемно-насыщенную историю, формированию которой способствуют социокультурные установки. Отношения между семьей и проблемой не менее сложны, чем отношения между семьей и социальными силами. Эти силы могут быть внешними по отношению к семье, а могут быть и интернализованы (присвоены) ею. Терапевту важно отслеживать, в каком культурном контексте проблема дает о себе знать, чтобы по наивности не предположить, что проблема только в индивиде или в семье, в то время как на сцене присутствуют и другие факторы.

В истории о Марте - американке филиппинского происхождения, в одиночку воспитывающей двенадцатилетнего сына, - столкнулись два социальных стереотипа. Ее сын Франклин угодил в полицию, и Марта оказалась перед выбором: либо сменить работу на менее перспективную, но позволяющую приходить домой раньше и контролировать своего «трудного подростка» после школы; либо остаться на прежней работе и таким образом подтвердить, что она «никудышная мать», так как не в силах уследить за собственным ребенком.

Разговор с терапевтом о социальном давлении позволил Марте выявить стереотипы, под влиянием которых находятся многие одинокие матери и работающие женщины не белой расы. В ходе диалога Марта поняла: будучи связана этими представлениями, она убедила себя, что была лишь «наполовину работником, наполовину матерью». И это убеждение говорило ей, что она не вправе требовать многого от работодателя или от своего сына без ощущения, что делает для них «недостаточно».

В результате деконструкции этих общественных ожиданий перед Мартой открылись более широкие возможности выбора. Она поделилась своими мыслями с работодателем, и они вместе нашли решение: Марта перешла на более гибкий график работы без ущерба для карьеры. Франклин также пошел ей навстречу, записавшись на занятия в спортивный клуб, и тем самым снял с матери необходимость «контролировать» его после школы.

О дин из принципов нарративной психологии - узнать ребенка отдельно от проблемы.

Ребенок, которого родители впервые привели на терапию, может испытывать массу чувств. Если родители начинают с рассказа о том, как он «ужасно ведет себя в последнее время» и как он «отбился от рук», - в этом случае чувство вины, стыд или внутренний протест ребенка будут препятствовать установлению контакта между терапевтом и ребенком. Поэтому авторы предлагают, предварительно заручившись согласием родителей, начать с разговора, в котором не будет фигурировать проблема. Можно расспросить родителей об интересах маленького клиента, или добрых поступках, которые он недавно совершил, или о его особых качествах, умениях, талантах. Это та самая информация, которая с самого начала создаст обнадеживающую атмосферу и может в дальнейшем лечь в основу новой истории - «истории без проблемы». Такое начало поможет сломать лед недоверия, привлечет внимание ребенка или даже разбудит его энтузиазм.

«Проблема - это проблема. Человек - это не проблема».

Один из основных приемов нарративного терапевта - экстернализация проблемы, поэтому его задача - в процессе беседы «вытащить» проблему наружу, чтобы затем решить, как с ней быть дальше. Это позволяет отделить проблему от ребенка, дает возможность ребенку взглянуть на проблему со стороны, понять ее хитрости и рассекретить ее коварные планы. Такой прием позволяет снять чувство вины и стыд, которые, как правило, испытывает ребенок в связи со своей проблемой, а также позволяет ребенку разработать арсенал средств для борьбы с ней. Используя этот прием, можно неконтролируемые вспышки ярости назвать хитрыми происками Гнева, который стремится разрушить отношения ребенка с родителями и друзьями. Можно понять, как действует Гнев, чтобы добиться своего, в какие моменты он атакует и когда нужно быть начеку, чтобы его обезвредить.

Для семилетнего Андре, который учился быть Укротителем Гнева, терапевт Дженни (Дженнифер Фримен) в качестве конкретного подкрепления словесной экстернализации придумала шпионский набор Укротителя Гнева. Набор состоял из пояса с множеством карманов, в которых находились: увеличительное стекло, чтобы шпионить за Гневом; свисток, чтобы свистеть всякий раз, когда Гнев заявит о себе; крошечная записная книжка и карандаш, чтобы вести счет борьбы, а также набор ярких наклеек, чтобы отмечать свои победы. Андре стал прекрасным Укротителем Гнева, он научился контролировать свой Гнев. Через несколько месяцев терапии Андре нарисовал Дом Гнева, вокруг которого находились сердца людей, - их похищал Гнев, притворяясь сначала их другом, а затем вовлекая людей в неприятности.

Некоторые проблемы можно метафорически описать как существующие в пространстве между людьми, и экстернализации может быть подвергнута не только сама проблема, но и отношения людей. Например, натянутые отношения между матерью и дочерью могут быть представлены в виде Стены, разделяющей их. Далее терапевт может помочь клиентам «разобрать» эту «стену» на «кирпичики»: развод родителей, новая жена отца, чувство отверженности, страх остаться одинокой матерю и пр. И однажды увидев эту «стену», мать и дочь постараются разрушить ее.

О владение приемом экстернализации требует овладения особой грамматикой экстернализующей беседы. Вот яркий пример того, насколько «экстернализующая грамматика» отличается от традиционного способа предъявления информации о ребенке.

Родители Самюэля, впервые приведя его на терапию, так описывали суть проблемы: «Самюэль очень эгоистичен. У него совершенно нет терпения. Если он немедленно не получит того, что хочет, он закатит истерику».

Терапевт, к которому родители обращались ранее, дал такое заключение: «Самюэль страдает недостатком внимания. В дальнейшем следует провести диагностику гиперактивного расстройства с дефицитом внимания. Для своего возраста он недостаточно хорошо умеет сдерживать желания. Самюэль регрессирует к нарциссическому и претенциозному поведению в социальных ситуациях, требующих соответствующего его возрасту сотрудничества».

А вот версия нарративного терапевта: «Возможно, Самюэль представляет собой тот тип молодого человека, который ясно осознает свои желания и ожидания? Возможно, Гнев и Нетерпение берут верх над ним, когда он видит несправедливость или когда события идут не таким путем, какой нарисовало его яркое воображение? Возможно, именно это нарушает его спокойствие? И именно это портит репутацию Самюэля среди учителей и сверстников? А игры, в которые он любит играть, что они говорят о его интересах?»

Каждое из приведенных описаний содержит свою перспективу развития событий. Очевидно, что последнее описание предлагает больше возможностей выбора самому Самюэлю, приглашает его посмотреть на Гнев и Нетерпение со стороны; понять, как они умудряются портить его жизнь, и решить, как с ними бороться.

Экстернализация - не просто лингвистическая техника, которую можно «включать» по необходимости. Это прием, основанный на особом миропонимании, в котором языку отводится значительная роль в конструировании мира каждого конкретного человека. Один из наиболее важных аспектов беседы в этом ключе состоит в возможности для клиента осознать более широкие контексты, поддерживающие проблему: те культурные нарративы, «само собой разумеющиеся» представления, которые существуют в каждом обществе и осознание которых открывает больший спектр выборов для человека, обратившегося за помощью.

Е ще один прием на вооружении нарративного терапевта, работающего с детьми и семьями, - терапевтические документы: письма, свидетельства, грамоты. Беседа по своей сути эфемерна. Выходя от терапевта после продуктивной сессии, клиент, может быть, еще пару кварталов обдумывает новые интересные идеи, рожденные в беседе, но уже к вечеру те точно найденные слова, которые вертелись в голове еще недавно, улетучились и их заслонили собою домашние заботы. Но в письме, написанном терапевтом, слова остаются и могут быть перечитаны и на другой день, и через неделю. Такие письма можно перечитывать дома, показывать друзьям, читать вслух, собравшись всей семьей. Они поддерживают по-новому рассказанную историю ребенка, а также позволяют родителям, родственникам и друзьям оставаться в курсе тех изменений, которые происходят с ребенком.

Очень часто ребенку сложно говорить прямо о своей проблеме, а многим детям речь вовсе недоступна. В этом случае на помощь приходят особые средства, позволяющие персонифицировать проблему: ее можно нарисовать; можно изготовить ее маску, придумать ей имя, характер, вычислить ее хитрости, придумать про нее историю и в конце концов с ней можно даже подружиться - ведь ей так одиноко и никто ее не любит. Но уже в этом случае ребенок будет в состоянии контролировать ее проявления. Самое главное, считают авторы, это разговаривать с ребенком на его языке.

В книге подробно описано практическое использование этих и других приемов, позволяющих терапевтам, психологам, учителям, воспитателям, заботливым родителям, а также всем, кто работает с детьми и семьями, сделать свою работу более плодотворной и увлекательной. А всякого, кто отчаялся и не видит выхода из тупика, многочисленные истории из практики авторов заразят энтузиазмом и верой в силы и талант ребенка.

Ольга ДЮПИНА,
студентка МГППУ

По материалам книги Дженнифер Фримен, Дэвида Эпстона и Дина Лобовица «Веселые решения серьезных проблем: нарративная терапия для детей и их родителей».
Jennifer Freeman, David Epston, Dean Lobovits. Playful approaches to serious problems: narrative therapy with children and their families. - W.W. Norton and Company, 1997. 321 p.

Нарративный подход появился в психотерапии примерно в 80-х гг. ХХ века, благодаря развитию постмодернистских идей философии, литературоведения и социологии. У нарративной психотерапии нет конкретного основателя, метод сформировался под влиянием ряда выдающихся деятелей, таких как: Ж.Лакан, Вацлавик, Фридмн , Р.Барт, Ж.Делез, Ж.Деррида, М.Бахтин, У. Эко и мн. др. Сам метод стал известен во многих странах мира благодаря книге австралийца Майкла Уайта и новозеландеца Девида Эпстона "Narrative means to therapeutic ends ".

Само определение "нарративная психотерапия " происходит от термина "нарратив " (от англ. "сюжет ", "история "), заимствованного из философии и литературоведения. Что представляет собой этот метод? Это направление в консультативной и социальной терапии, основанное на том, что каждый человек строит свою жизнь, исходя из историй, которые мы рассказываем друг другу и самим себе. Каждая культура обладает набором стереотепических представлений о реальности. Широко распространенные представления иначе еще называют дискурсом (одно из толкований этого понятия). Во время нарративной сессии клиент с помощью терапевта выявляет такие дискурсы, которые негативно влияют на его жизнь и поддерживают проблемные истории. Дискурсы, поддерживающие проблемные ситуации, могут быть замечены клиентом, оценены и заменены на альтернативные, благоприятно влияющие на дальнейшую жизнь. Уникальная особенность нарративной психотерапии в том, что она позволяет показать проблему отдельно от человека, и дает возможность клиенту иметь в отношении своей собственной проблемы достаточно компетенции, чтобы изменить ситуацию.

У любой проблемы, невроза, психосоматического состояния есть своя история, мешающая человеку жить полноценно. Мы каждый день пишем главную историю — историю нашей жизни — и, зачастую, легко вписываем в нее доминирующие дискурсы нашей культуры, якобы содержащие истину о том, кто мы и какие, что нам следует делать, как реагировать — это ограничивает свободу нашего выбора. В процессе работы с проблемными историями клиента, терапевт всего лишь помогает совершить выбор в пользу желательной позитивной истории вместо существовавшей негативной. Клиент выступает экспертом своей жизни, сам выбирает, как трансформировать свою историю, и принимает осознанную ответственность за этот выбор. Терапевтический процесс в нарративном подходе организован через серию вопросов клиенту, с помощью которых он может увидеть свою историю отдельно от себя и поработать с ней желательным образом. Это крайне экологичная и мягкая методика. И сегодня она находит всё больше сторонников во всем мире в связи с тем, что весьма соответствует сознанию и образу жизни человека XXI века, живущему в плотном информационном потоке. Нарративная (повествовательная) терапия является эффективным и очень динамично развивающимся, открытым методом, постмодернистским направлением в консультировании, и подходит, как для индивидуальной сессии, так и для работы с семей любой структуры.